Неточные совпадения
Третьего
дня бросали с фрегата, в устроенный на берегу щит, ядра, бомбы и брандскугели. Завтра, снявшись, хотят повторить то же самое, чтоб видеть действие
артиллерийских снарядов в случае встречи с англичанами.
— Э, нет! — воскликнул генерал. — В корпусах другое
дело. Вон в морском корпусе мальчишке скажут: «Марш, полезай на мачту!» — лезет! Или у нас в
артиллерийском училище: «Заряжай пушки — пали!» — палит! Есперка, будешь палить? — обратился он к сынишке своему.
Учения (особенно
артиллерийские) происходили почти всякий
день.
— Не знаю, возвышает ли это душу, — перервал с улыбкою
артиллерийской офицер, — но на всякой случай я уверен, что это поунизит гордость всемирных победителей и, что всего лучше, заставит русских ненавидеть французов еще более. Посмотрите, как народ примется их душить! Они, дескать, злодеи, сожгли матушку Москву! А правда ли это или нет, какое нам до этого
дело! Лишь только бы их резали.
Вот и конец моей истории с часами. Что еще сказать вам? Пять лет спустя Давыд женился на своей Черногубке, а в 1812 году, в чине
артиллерийского поручика, погиб славной смертью в
день Бородинской битвы, защищая Шевардинский редут [Шевардинский редут — одно из главных укреплений в системе русских позиций в великой битве при Бородине (24–26 августа 1812 года). Вокруг Шевардинского редута 24 августа развернулось кровопролитное сражение.].
На другой
день рано утром, бледный, с мутным взором, беспокойный, как хищный зверь, рыскал Юрий по лагерю… всё было спокойно, солнце только что начинало разгораться и проникать одежду… вдруг в одном шатре Юрий слышит ропот поцелуев, вздохи, стон любви, смех и снова поцелуи; он прислушивается — он видит щель в разорванном полотне, непреодолимая сила приковала его к этой щели… его взоры погружаются во внутренность подозрительного шатра… боже правый! он узнает свою Зару в объятиях
артиллерийского поручика!
Ведь Петр не вздумал же, например, пред вторым азовским походом изучать все тонкости инженерного и
артиллерийского искусства, не посвятил целые годы на изучение металлургии, когда обратил внимание на горнозаводское
дело, не стал учиться сам шить солдатские кафтаны и шляпы, когда заводил регулярное войско с новой обмундировкой.
Артиллерийского и инженерного
дела не знал никто до такой степени, что и Тиммерман, проводивший мины во вред нашим же войскам, считался знатоком.
Толковали между студентами и в обществе, что все офицеры
артиллерийской академии подали по начальству рапорт, в котором просят удерживать пять процентов из их жалованья на уплату за бедных студентов; с негодованием передавали также, что стипендии бедным студентам будут отныне выдаваться не в университете, а чрез полицию, в полицейских камерах; толковали, что профессора просили о смягчении новых правил, потом просили еще, чтобы им было поручено исследовать все
дело, и получили отказ и в том, и в другом, просили о смягчении участи арестованных студентов — и новый отказ.
Различные учения происходили каждый
день: то
артиллерийское, то стрелковое, то абордажное, то внезапно раздавалась пожарная тревога, то вызывался десант…
Этой, несколько презрительной в глазах матросов, кличкой зовут всех нестроевых нижних чинов, исполняющих обязанности, не относящиеся непосредственно к тяжелому матросскому
делу, а именно: фельдшера,
артиллерийского унтер-офицера, подшкипера, баталера и писаря.
Было везде тихо, тихо. Как перед грозою, когда листья замрут, и даже пыль прижимается к земле. Дороги были пустынны, шоссе как вымерло. Стояла страстная неделя.
Дни медленно проплывали — безветренные, сумрачные и теплые. На северо-востоке все время слышались в тишине глухие буханья. Одни говорили, — большевики обстреливают город, другие, — что это добровольцы взрывают за бухтою
артиллерийские склады.
Везде чувствовалась организованная, предательская работа. Два раза загадочно загоралось близ
артиллерийских складов. На баштанах около железнодорожного пути арестовали поденщика; руки у него были в мозолях, но забредший железнодорожный ремонтный рабочий заметил, что он перед едою моет руки, и это выдало его. Оказался офицер. Расстреляли. Однако через пять
дней, на утренней заре, был взорван железнодорожный мост на семнадцатой версте.
«Случилось мне, — пишет Исмайлов, — тронуть своего противника за самую чувствительную струну, и я чуть-чуть не поплатился за то слишком дорого. Генерал праздновал свой
день ангела. На праздник собралось много гостей. Один из адъютантов генерала,
артиллерийский офицер, представил ему в презент пушечку вершков 6 или 7, превосходно отделанную, со всем походным прибором, кроме лошадей.
Днем дул сильный ветер. К вечеру он затих, заря нежно алела. Недалеко от нашей стоянки, у колодца, столпилась кучка солдат-артиллеристов. Я подошел. На земле, вытянув морду, неподвижно лежала лошадь, она медленно открывала и закрывала глаза. Около стоял
артиллерийский штабс-капитан. Мы откозыряли друг другу.
Среди пыли, в груде двигающихся обозов, мелькнуло знакомое женское лицо. Безмерно-измученное, бледное, с черными кругами вокруг глаз. Я узнал сестру Каменеву, жену
артиллерийского офицера. Каменева ехала в своем шарабане одна, без кучера. Она сидела боком, а на
дне шарабана лежало что-то большое, угловатое, прикрытое клеенкою.
В 1803 году император Александр Павлович сделал его инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии
артиллерийского батальона, но, кроме того, он постоянно призывал его к себе для советов, и все главнейшие
дела государственного управления, не исключая и
дел духовных, рассматривались и приготовлялись при участии графа Аракчеева.
Перед отъездом на место сбора, паны собирались по соседству партиями, под предлогом охоты. У Венцлавовича собрались 21-го апреля сам довудца и человек двенадцать его сподвижников, в числе которых были три молодых
артиллерийских офицера, убежавшие из Могилёва: Корсак и два брата Манцевичевы, наэлектризированные своею матерью. На другой
день в трех повозках они поехали к Маковецкому в фольварк Черноручье, где застали ужечеловек 30 гостей.
Это было в 1826 году, когда и граф перестал пользоваться петербургским домом, находившимся и до сего
дня на Литейном проспекте и никогда не бывшим полною собственностью Алексея Андреевича, а принадлежавшим 2-й
артиллерийской бригаде.